Современная рифма
Несомненно, что в истории рифмы могут быть выделены закономерности различного уровня. Одни из них затрагивают индивидуальные системы рифмовки поодиночке; другие распространяются в пределах нескольких индивидуальных систем, образующих единую школу рифмовки (карамзинскую, державинскую и пр.). Ясно, что тенденция, распространяющаяся в пределах некоторого исторического периода на все личные системы рифмовки без исключения, - наивысшая по уровню. Всякий "запрет" на те или иные приемы рифмования, который до определенного времени никто не может или не пытается нарушить - пример такого рода. Чем дольше сохраняется эта ненарушенность, тем более универсальный характер имеет соответствующая закономерность и тем более ошеломляющее впечатление производит осуществившееся в конце концов нарушение запрета. Так, в начале XX века в русскую поэзию вошла совершенно новая рифма. Фактом ее появления была впервые нарушена запретительная норма, существовавшая на всем предшествующем многовековом пути поэзии.
Художественное сознание начала XX века, как известно, рассматривало введение новой рифмы как настоящую революцию в этой области. На протяжении обозримого предыдущего развития русской светской поэзии такой глобальной оценки новаций рифмы не удается проследить. Ниже мы попытаемся, между прочим, объективно разобраться, в какой мере такое ощущение людей Серебряного века (напр., ряда поэтов-футуристов, но также и людей сторонних, достаточно объективных - см. Брюсов 1924а; Эйхенбаум 1969) отражает реальность: может ли новая рифма типологически противопоставляться прежней как некий новый революционно возникший абсолют, или же она лишь "дальнейшее развитие" тенденций, существовавших ранее (последняя точка зрения принадлежит Жирмунскому; аналогичного мнения сегодня придерживается М.Л. Гаспаров).
С тех пор прошло без малого сто лет. Сегодня уже ясно, что Серебряный век был временем великих новаторов, так и не превзойденных впоследствии (А. Блок, В. Маяковский, В. Хлебников, Б. Пастернак, Н. Заболоцкий, М. Цветаева и др.). Сделанное ими сохраняло значение авторитетного образца на протяжении последующих десятилетий, а в наше время, пожалуй, лишь усилило это значение в контексте повышенного общественного интереса к культуре предреволюционной России. Нельзя не отметить, что в последние годы как бы прошло новую проверку на место в сердцах потомков творчество крупнейшего из символистов Блока и творчество вождя русского футуризма Маяковского, к которым разные досужие лица пытались предъявлять немало новейших идеологических претензий ввиду их симпатий к Октябрьской революции. То, что лучшие произведения Блока и Маяковского имеют непреходящую ценность и принадлежат к вершинным достижениям русской поэзии, сегодня особенно очевидно. С другой стороны, немало экспериментировавшие с рифмой во времена, уже близкие к нашим дням, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский и др. в молодые годы много и охотно рассказывали о своем ученичестве именно у Маяковского, даже посвящая ему стихи.
Потому если начать внимательно рассматривать современную рифму, то упускать из виду ее генетическое происхождение из Серебряного века, ее родство с экспериментами русских футуристов 10 - 20-х годов было бы заведомо неверно.
Современная рифма в ее наиболее характерных проявлениях может произвести озадачивающее впечатление на человека неподготовленного - настолько она непохожа на рифму классической русской поэзии прошлого века!
В самом деле: ДУмая/сДУнули, лИповым/веЛИкая, ПАРАбола/ПАРАграфы, УЧИтельница/лУЧИстую (А. Вознесенский); ПРОбуя/ПРОповедь, РАСПАхана/РАСПЯтого, НАледи/начиНАется, МИрИться мне/МИлИции, СОхлая/СОвестью, БУблички/БУдущего (Е. Евтушенко); ПАрню/ПАмяти, поВИсла/телеВИзоры, СТЕны/СТЕрва, молЧАнье/ЧАрдаш, СИлы/спаСИбо (Р. Рождественский); ВИРАЖЕ/ВЫРАЖЕние, СИднем/СИла, ТЕмень/
ТЕни, ШТУрм/ШТУчки, СКУка/СКУпо, МУхи/МУторно, ОЛИвы/ОЛИмпе, АНЧАр/НАЧАльству, ЗАКАту/ЗАКАзан, НАТУра/НАТУгой (Ю. Минералов), и т. п. Еще не проанализировав структуру подобных созвучий, основываясь на чисто зрительном впечатлении, можно констатировать, что для человека, воспитанного на Пушкине и Некрасове, эта рифмовка парадоксальна. Тем не менее сборники стихов поэтов, примеры из которых приведены (да и некоторых других авторов), насыщены в конце XX века подобными созвучиями. Как же "дошло" до употребления их в функции рифмы?
Процесс развития рифмы слишком сложен, чтобы он мог быть рассмотрен во всех своих аспектах в рамках единственной книги, даже с применением компактного типологического подхода. Кроме того, современные явления принадлежат к числу наименее исследованных в истории рифмы. Классические очерки, как и работа Д. Самойлова, заканчиваются описанием фактов поэзии первой трети XX в. Это - период первых шагов послереволюционной, советской, поээии. За несколько десятков лет, минувших с тех пор, в структуре русской рифмы приобрело выраженные и отчетливые формы многое из того, что в истории поэзии 10 - 20-х годов обнаруживалось в зародыше и еще не всегда поддавалось однозначной интерпретации.
В начале XXI века, то есть после длительного периода обостренного интереса к проблемам поэтики, интенсивного изучения стиховых элементов с самых разных точек зрения, все более жесткого взаимодействия стиховедения как отрасли с другими гуманитарными науками, многие явления поэзии прошлого видятся в более определенном свете. Разумеется, удобнее всего наблюдать процесс изменений рифмы от типа к типу в фазе, когда он уже достигает полной зрелости и классической формы. Но и когда это еще невозможно, исследователь, который обращается к наблюдению продолжающегося процесса (а "эволюция" рифмы вряд ли близка к какому бы то ни было "завершению"), имеет перед своими предшественниками неоспоримое преимущество наблюдать его в более зрелой фазе.
Не только не вполне объясненные феномены прошлого, подобные рифме Державина, но и современные эмпирические факты уже не соответствуют "законам", выведенным ранее для "эволюции" русской рифмы; как следствие, распространенные представления о факторах, обусловливающих структурное отличие новой рифмы ("рифмы XX века", как ее не раз называли ранее, - теперь и "рифмы XXI века") от прежних ее типов, страдают известной неполнотой и односторонностью.
Последнее означает, что кроме свойств новой рифмы, ранее отмечавшихся стиховедами и литературными критиками (напр., Адамович 1922; Асеев 1929, Баевский 1972; Брюсов 1924а, 1924б; Гаспаров 1974, 1977, 1984, 1989; Жовтис 1968, 1969; Исаченко 1973; Самойлов 1973, 1982; Толстая 1965; Тренин 1978), в ее структуре могут быть сегодня выявлены уже и другие параметры, отличающие данный феномен от рифмы классической. Современная рифма подробно анализируется ниже, а на основе анализа ее структуры формулируется и концепция ее генезиса.
Основываясь на охарактеризованных выше особенностях индивидуальных рифменных систем как объекта научного наблюдения, автор книги счел необходимым отказаться от принципа хронологически последовательного описания (лежащего в основе работ В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского и недавней книги Д. Самойлова, выдержавшей два издания), считая неизбежную эскизность такого описания несообразной со своими конкретными целями.
Хронологически последовательный очерк нецелесообразен сегодня помимо иных причин и потому, что работы В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского и других исследователей уже содержат огромный эмпирический материал, так что задача сегодня сводится в основном к его типологической систематизации и интерпретации, а не к компилятивному повторению описания фактов, уже известных исследовательской традиции. Вряд ли нужно сегодня, например, специально "доказывать" или подробно иллюстрировать неточность рифмовки Державина, Никитина и др., так как имеющийся у стиховедов материал позволяет со всей бесспорностью утверждать факт этой неточности, не отвлекаясь на повторение сделанного другими его доказательства.
- Если вам понравилось, поделитесь с друзьями